Сегодня, 14 декабря, ногайской поэтессе Кадрии Темирбулатовой исполнилось бы 76 лет… Кадрии жизнь оборвалась на самом пике ее поэзии,ее яркого слова о своем народе, о вселенской любви к человечеству. Газета «Голос степи» предлагает своим читателям аналитическую статью-эссе о творчестве Кадрии председателя Дагестанского отделения Союза российских писателей, президента Клуба писателей Кавказа, поэтессы Миясат Шейховны Муслимой.
Классиком называют выдающегося деятеля литературы, который является образцом мастерства, авторитетом в данной области. Имя Кадрии, уже при жизни высоко отмеченной самыми большими авторитетами в этой области и признанное народом, за прошедшие после ее ухода почти полвека осталось вершинным в дагестанской литературе, можно с уверенностью сказать, в области поэтического творчества, среди лучших, которых не больше двух.
А кого признать лучшей -дело вкуса, хотя в поэзии слово «лучший «неверный критерий», ибо поэты несравнимы. Они уникальны. Неповторимы. У них свой голос, завораживающий ли, удивляющий ли, но становящийся родным навсегда. Поэт приходит со своими темами и своими голосом, но у поэтов, навсегда вошедших в историю родной литературы, как минимум, а вошедший в родную уже входит в ветвь мировой литературы, темы вечные, нетленные: родина, мать и отец, творчество, любовь, природа, люди, вселенная и начало и конец всему — Бог. Когда об этом автор пишет как о себе и через себя, пишет, раня нас, обжигая своими словами, вырывая их из нашей неопознанной нами еще души, или измученной своей немотой, или спящей, но ждавшей, оказывается, как земля капель дождя, чтобы потянуться навстречу небо всеми своими всходами, открыв в себе это дыхание неба, ветра, отблески звёзд — тогда и происходит чудо явления подлинной поэзии.
Тема родины, любви к Дагестану, любовь к своему ногайскому народу выражена не в декларациях, а в органичности художественных образов, эмоциональных признаниях (Если на свете останутся три человека, Третьей я буду поющей тебя, Дагестан).
Чтобы найти эти слова, надо умирать и рождаться, страдать и петь, пройти через те муки, о которых она сказала сама , или иногда надо уйти в молчание, чтобы вызрели слова, не подхваченный случайно извне, а из плоти и сути своей взятые:
Страшнее муки нет.
Чем слов, тобой измученных,
Обломки
С ладоней стряхнуть
И замолчать
Загнать слова, клокочущие в горле,
Подальше в
глубь души,
И после, после
В пустой стране молчания стоять
Безмолвным криком наполняя воздух.
Как отмечала Шейит- Ханум Алишева, в ней «жила безграничная любовь к своему народу, народу, которому пришлось многое пережить, перенести, выстрадать и выстоять. В ней было очень сильно это чувство — принадлежности к своему племени, кровная связь. Она была частью степи, её травинкой, её песчинкой, капелькой росы. Эта выжженная летним солнцем и выстуженная зимним ветром земля казалась ей райским уголком. Звук родной речи — самой красивой мелодией.
Она писала только по — ногайски, хотя русским языком владела в совершенстве, говорила без акцента, переводила на ногайский стихи Лермонтова, Маяковского и других поэтов. У неё самой были хорошие переводчики, среди них — Станислав Сущевский. Именно в его переводе мы знаем, пожалуй, самое знаковое — «Стихи, обращённые к старому ашугу». В нем на слова упрёка к пращурам, в боях не оставивших потомкам ничего, кроме кличей и цокота копыт, звучит ответ:
И словно вскинув лук, раскосые глаза
Вдруг пращуры мои прищурили упрямо:
Знай, без тревог душа жиреет, что мурза,
И если пропадет в людских сердцах азарт,
Рассыплются дворцы и рухнут стены храма.
В чужих краях пришлось нам головы сложить,
Где пряча след, во мгле метель тоскливо плачет,
Но яростный простор и нашу дерзость — жить
Мы завещали вам, и дара нет богаче»
Её лирические эссе так же поэтичны, как и стихотворение о степи: «Земля моя, я люблю тебя, я бесконечно люблю тебя. Я шла по дороге Красного заката, благословляя грядущий день. Взяла комок душистой земли, растерла его в ладони… Каждый раз, когда я уезжаю из Ногая, мне приходится прятать в глубине души какую-то неудовлетворенность собой. Это край, о котором можно рассказать очень много. Но, видимо, сначала надо вглядеться в его людей, в их труд, в их жизнь». И она вглядывается, и пишет, в коротких но сильных образах создавая, как подлинный мастер, образы своих земляков, бабушки, матери, отца, братьев, любимого…
Ее произведения богаты по форме, по жанру: баллада, лирический этюд, сонет, стихи, отсылающие к фольклорной поэтике. Для лирики Кадрии характерны диалогичность как особая форма обращенности к другому, к миру, открытость и соразмышление. Это внутренние и монологи, автор пишет откровенно о заветном, о самом значимом для себя: «Скажи, что бы сделала ты Кадрия, Когда бы осталось прожить тебе год? (Три месяца зимних на пастбище я Несла бы всю тяжесть чабаньих забот») Скажи, что бы сделала ты Кадрия, Когда б тебе месяц осталось прожить? К родному дому спешила бы я, Чтобы сердце свое на порог положить». -« Скажи, что бы сделал ты Кадрия, Когда бы лишь день оставался судьбе?» — «Тот день бы потратила я на себя, Ведь прежде не думала я о себе».
Очень образно пишет поэтесса о любви к своему народу: Мой народ! Близ твоей высоты Как геолог, ищу я кристаллы Вдохновенья, добра, чистоты». Она поднимает извечные темы: смерть, жизнь, любовь, поэзия, люди, — но пишет только своим голосом. Не зря ее называли «Поющее сердце ногайской степи». И песня, но удивительная, ни на грамм не снижающая поиска мысли, глубины. Каждое ее стихотворение — маленькая жизнь, взятая на острие переживания. И всегда поражает пронзительная любовь к людям, к миру, нигде никогда нет слов упрека, обиды даже в стихах о неразделенной любви. Есть преодоление обиды и мудрость, как в её стихотворении, обращенному к слову, которое снимает с себя вину за мысли и слова других людей. Сострадание, любовь, добро- вот высшие ценности, которые утверждает поэт («Звезда моей надежды и страха моего звезда -с ней с рождения. Сколько людей рядом с нами ходят с простреленными сердцами от нашего равнодушия… ). Кадрия умеет выразить мысль емко, не теряя при этом лиричности.
«Я стою перед миром великим», — так она и ощущала себя с первых шагов в поэзии, и ответить этому миру она хотела как равная и как достойная партнеров.
Что недомоганья?
Я с памятного мне числа
Себя саму на растерзанье
Строке и слову отдала.
Возможно, мир не потрясется
И лучшею моей строкой:
Не каждому считаться солнцем
Или спасительной рекой.
Но если я в жару кому-то
Не заменю глоток воды
Иль обойду в метели лютой
Кого-то каплей теплоты,
Тогда с поэзией в разлуке
Пусть буду до могилы я.
И пусть тогда
Ко мне недуги
Приблизят час небытия.
В стихотворении «Творчество» Кадрия писала: «Возраст мыслей и чувств Здесь так велик Что теряюсь», но не потерялась, а стала вровень с ней. — Она понимала, ЧТО выбрала: «Немало в мире песен настоящих, Но я свою особую сложу… («В руке моей перо бессонно жаждет света»).
Она пишет в поэтике солнечного луча: бросит взгляд на одну деталь, а через нее разворачивается целая вселенная, как в стихотворении «Солнце в зерне»,
Ее перо словно пишет образами природы, но как при этом она умеет выделить нужную деталь, словно невзначай уроненную, но сказавшую всё максимально точно: «Если хочешь, Я так скажу: Твои руки нежны, Твои губы всесильны…. Ничего не могу сказать О глазах твоих, кроме того Что они похожи На два крошечных глобуса в них Тайны мёртвых океанов».
В стихотворении «Каждое утро» Кадрия пишет: «Я люблю- Это значит, живу, Без любви — ни меня, Ни планеты». В ее любви есть все: беспредельность и безответность, нежность, горечь, страсть, грустная ирония. При этом даже в невольном упреке- умение щадить, беречь, любить:
Долиной я легла, моя любовь,
Перед тобой, я так тебя любила,
Но ты не замечал моих цветов
Скучал, бродил бесцельно по долине
Я вознеслась горой перед тобой —
Ты не заметил снежную вершину
И у подножья жил, собой любимый,
Довольный и удачей, и судьбой
Даже говоря о разочаровании, о прощании, ее лирическая героиня сохраняет во всем высокое достоинство: ни одного слова, прямо или косвенно несущего интонацию порицания: «Отныне весь твой мир В моей любви. Твоя дом- моя любовь… Но ты открыл другие двери -На все четыре дороги моего страдания пролегла твоя дорога»).
О беде и о горьком она никому не расскажет, чтобы беречь людей: о печали можно рассказать ветру, небу, облакам, но не другому, столь же уязвимому перед этим миром, как она сама: «С людьми о горе говорить не надо, О горе ты безлюдью расскажи».
Кадрия говорит не сентенциями, а яркими образами, которые мы сами видим, но не умеем так чутко считывать язык природы. Она чутко слышала его и как будто сама была и ее голосом, и голосом народа. Интересно построено стихотворение «Не думай» — такая своеобразная раковина, в которой спиралевидно разворачивается мысль. Раковина сужается, стихотворение начинается с масштабного «Не думай легкомысленно, что море В своём величии не грезит берегами, И небо будет равнодушно к птицам… Я заключила бездну неба в себе. И асе же не думай горестного, любимый, Что с этой бездной и с величием этим Твою любовь молчаньем обхожу. Не думай так, любимый, никогда» — как будто утешающее начало. А дальше образ идет от масштабного к уменьшаемому, к закрытию раковины и замирает в той точке рождения, откуда Вселенная начала свое восхождение. Кажется, что перед нами ритм пульсирующего мира. Как четки, нанизываются образы, связанные единой нитью родной жизни: «Потеряешь верблюда- он в солончаках. Потеряешь овечку — она среди трав. Потеряешь коня-он придет к табуну. А любовь?». И дальше обратный разворот спирали: «Где отыщешь ее, потеряв? За хозяином к дому вернется верблюд, И овечка в отару воротится вновь, Хлесткой плетью подгонит джиги скакуна, Ну, а как возвратишь ты былую любовь». Природой проверяется всё сущее, она безмерный источник жизни. О себе она скажет так в стихотворении-этюде животворящими строками: «Весна дала сегодня вдохновенье, В неё стихами завтра я плесну»; о жизни: «И я, как удивленное растение, Ловлю дыханье солнечного дня»; о смерти — как о жизни: «И утверждаю: не кончается день И не кончается жизнь Даже последняя строка- Начало нашего продолжения». О творчестве — как Пути к себе и голосу народа: «Как стебель, прорасти Я рвусь сквозь вековое Народа моего Молчанье роковое».
Кадрия оставила нам дар- свои стихи, оставила завещание — свои стихи- говоря своему слову: «И в мыслях о смерти тебе завещаю Моим непарадным надгробием стать». Она оставила поэзию как способ жить и оставаться человеком: «К поэзии»: «В Поэзию иду в предчувствии трепета восторга. НЕ пустите-взломаю двери. Но войду, Ведь сила жажды и отвага нужны в преддверии, А там, в поэзии лишь честность в ней необходима. И верность, и отвага быть поэтом. Все остальное- жизнь». Она оставила любовь и умение любить, потому что сама жила такой любовью, которая чтобы согреть другого готова была сжечь себя дотла. Она оставила умение ценить друзей: вспомним пронзительный диалог с друзьями, которые должны бы и могли бы сделать ее счастливой придя к ней «Несвершившееся» («Милые мои! Я поцелую вас нежным поцелуем измученной мадонны кисти художника Одиночества»). Она оставила великое Слово свое, свое поэтическое кредо: «И снова мне землю терять под ногами, А небо над грешной терять головой, Оплакивать тень свою перед снегами И оставаться при этом живой»». Поэтому она и жива в наших сердцах, и творчество ее нетленно.
