Под копытами овец

Там, где сейчас стоит дом Ферузы, еще недавно была голая степь. На приусадебных участках многих в Терекли-Мектебе она такой и осталась, а ее шесть соток превратились в сад.

Когда-то Феруза Дикинова была единственной женщиной-лесничим в Дагестане. Теперь она руководит лесничеством самого крупного в республике Ногайского района.

— Песок и немного травы — вот и все, что здесь было лет двадцать назад. А теперь это единственная в округе зеленая зона, здесь есть все: и черный абрикос, и японская айва, — говорит хозяйка.

Места компактного проживания ногайцев на севере Дагестана — это почти 9 тысяч квадратных километров, преимущественно выжженные степи. Часть степи — это буруны, песчаные холмы, покрытые тончайшим плодородным слоем, на котором растет трава. Слой этот легко сковыривает человек, транспорт и скот. Последнее особенно актуально: ногайцы традиционно занимаются животноводством, и район — один из лидеров по поголовью овец.

Раньше тут выращивали овец тонкорунной породы. Они передвигались мало: только съев всю траву на участке, покидали его и уходили на новое место — туда, где зелень успела вырасти вновь. Теперь тонкорунных пород овец в степи почти не осталось, их сменили мясные породы. Такие овцы все время перемещаются, резко увеличивая скорость опустынивания земель. Вдобавок люди нарушают нормы выпаса: одна овца — на гектар земли. Если плодородный слой сбит, бурун превращается в песчаный бархан и начинает разрастаться. Постепенно песками может покрыться вся степь.

Парк как смысл жизни

Во дворе ярким калейдоскопом пестреют гиацинты. Вслед за ними появятся алые маки.

— Я оставила немного степи в своем саду, — хитро улыбается Феруза. — Бывает, что в степи мака нет, а я фотографируюсь на зависть и удивление всем друзьям на фоне своих цветов. Летом стелю ковер во дворе и любуюсь цветами липы… Пчелы жужжат. Прошлый год был удивительным, агава-юкка расцветала аж три раза!

Взрастить сад на этой земле — большой труд. Если корни деревьев достигнут солончака, тот «съест» их — и растения погибнут безвозвратно. Феруза показывает на пустые участки: там она посадила косточки вишни и облепихи — через год будут сеянцы.

— Вырастут, раздам школам, организациям, пусть только сажают, ради Бога! В детский сад отдам декоративные тыквы, дети их раскрасят, вазочек наделают.

А платаны и орех из своего питомника Феруза каждую осень высаживает в сельском парке. Несмотря на то, что это официальная зеленая зона, за нее тоже приходится бороться.

— У нас деревьям памятники надо ставить. Вот Сашка Аметов, смотритель парка, недавно на одно из старейших деревьев табличку памятную установил, — говорит Феруза. — Он у нас деятельный, болеет за парк, холит и лелеет его.

Позже я нашел Сашку, которого здесь никто не называет Александром — он вместе с двумя женщинами белил деревья.

— Я в этом месте решил возродить Аллею славы ветеранов, — объясняет он. — В реестре земля так и указана, а на деле превратилась в землю для строительства. Я продолжаю дело Капельгородского, был такой пристав в Караногайском приставстве, он превратил Терекли-Мектеб в оазис. При нем появился парк, фонтан, павлины на аллеях, озеро. Сам лично сажал деревья, но кто-то их вырывал по ночам, пока он не поймал вредителя и жестоко не наказал его. Я тоже высаживаю деревья там, где парковую зону заняли частники. Ночью их выдергивают хозяева участков. Я наутро возобновляю посадку. Они не понимают, что так могут уничтожить весь парк, а жизнь в Терекли без парка станет бессмысленной.

«Парк — наше отрочество, детство, юность, вся наша жизнь» гласит плакат, висящий на заборе в парке.

— У нас лесов в районе всего чуть больше процента, — горячится Сашка. — Мы — горстка бойцов! Мы бьемся!

Зеленая бомба

Почти все зеленые зоны в районе посажены руками людей. Исключение — реликтовая можжевеловая роща в урочище Сосновка, памятник природы. Специалисты считают, что некоторым деревьям по 500 лет и называют рощу чудом в степи. Правда, охраняемая территория тоже пострадала от человека: часть деревьев сожгли нерадивые отдыхающие.

Ногайская степь — это не черноземная зона, где, как говорится, зацветет даже палка. Стараться приходится буквально ради каждого дерева.

— Мы высаживали по 200 гектаров саженцев, — вспоминает Феруза, — на одном гектаре — 2500 единиц. За сорок лет работы — миллионы попыток. Не все взошло, но кое-что есть.

Сегодня работники лесхоза и волонтеры будут сажать граб, бук и джузгун — кустарник родом из Казахстана. С помощью джузгуна они надеются «закрепить» пески, чтобы они не расползались дальше. Кустарник легко растет на песке и не требует полива — за счет глубоких корней, которые за год разрастаются до 30 метров. Приживаемость по плану хорошая — около 65 процентов.

— И по факту бы так выходило, но все зависит от погоды и людей. Местные часто ленятся пасти скотину, а она пожирает все наши труды, — сетует Феруза.

Посадки даже стали защищать колючей проволокой. Огородили территорию прямо за Терекли-Мектебом, куда люди годами сбрасывали мусор, не довозя его до официальной свалки. Но отходы продолжают кидать даже через забор, а коровы стремятся прорваться сквозь ограду, к траве. Сегодня на новом участке Феруза ждет экскаватор — вокруг посадок выроют траншеи.

Мы идем во двор лесхоза — там лежат саженцы. В нескольких связках уместились тысячи сеянцев. Все они легко укладываются в небольшой автоприцеп к «Жигулям».

— Кажется, что это немного, — говорит парень, грузящий деревца в машину, — но это как кассетная бомба: маленькая, но зеленый взрыв будет на несколько гектаров земли.

Пока мы грузимся, поднимается ветер. В прошлом году он оголил корни джузгуна, и растения погибли.

— Здесь ветер дует два раза в год. Полгода в одну сторону, полгода — в другую, — шутит Феруза. — Я за каждую посадку бьюсь. Такая работа без любви не бывает.

Сад на песке

Несколько минут езды, и мы на месте — в паре километров от Терекли-Мектеба. На этом раскинувшемся на 16 гектарах участке — одни из последних не закрепленных песков.

— Не наступите на джузгун, это мы его сажали! — кричит кто-то, показывая на едва заметные ряды «палочек», торчащие из песка.

Нас уже ждут около 40 человек — сотрудники лесокультурной бригады и активисты. Новые посадки решили назвать Садом памяти — в честь ветеранов Великой Отечественной. На фронт из Ногайского района ушли 2500 человек, вернулся только 621. В живых никого уже не осталось, недавно ушел из жизни последний — Джамшид Шуваков.

— У всех у нас здесь кто-то был на фронте, — объясняет глава Союза ветеранов войны района Акманбет Сангишиев. — Сажаем прямо в песках, но уверен, деревья выстоят, как и наши отцы и деды много лет назад.

Буксуя в песках, трактор делает первую борозду во влажном песке — они нужны для полива. Мужчины хватают лопаты, женщины — связки саженцев. В лунки отправляется граб и бук. С джузгуном все куда проще: техника не нужна, сажают его два человека — один дырявит грунт на 60 сантиметров в глубину, другой втыкает в лунки черенки.

Тысяча деревьев и три тысячи кустов оказываются в земле легко и быстро — на все уходит чуть больше часа. Уставшие люди делают селфи на фоне барханов. Феруза довольна. Она нагибается над маленькой, едва заметной веточкой джузгуна и улыбается:

—Это джузгун прошлогодней посадки. Видишь, почки появились?

В ее руках еле видна веточка, на ней — несколько суховатых почек.

— О чем это говорит? Саду быть!